Неточные совпадения
Крестьяне, как заметили,
Что не обидны барину
Якимовы
слова,
И сами согласилися
С Якимом: —
Слово верное:
Нам подобает пить!
Пьем — значит, силу чувствуем!
Придет печаль
великая,
Как перестанем пить!..
Работа не свалила бы,
Беда не одолела бы,
Нас хмель не одолит!
Не так ли?
«Да, бог милостив!»
— Ну, выпей с нами чарочку!
— То есть вы хотите сказать, что грех мешает ему? — сказала Лидия Ивановна. — Но это ложное мнение. Греха нет для верующих, грех уже искуплен. Pardon, — прибавила она, глядя на опять вошедшего с другой запиской лакея. Она прочла и на
словах ответила: «завтра у
Великой Княгини, скажите». — Для верующего нет греха, — продолжала она разговор.
Левин не торопясь достал десятирублевую бумажку и, медленно выговаривая
слова, но и не теряя времени, подал ему бумажку и объяснил, что Петр Дмитрич (как
велик и значителен казался теперь Левину прежде столь неважный Петр Дмитрич!) обещал быть во всякое время, что он, наверно, не рассердится, и потому чтобы он будил сейчас.
И геройство Сербов и Черногорцев, борющихся за
великое дело, породило во всем народе желание помочь своим братьям уже не
словом, а делом.
Сочинение это долженствовало обнять всю Россию со всех точек — с гражданской, политической, религиозной, философической, разрешить затруднительные задачи и вопросы, заданные ей временем, и определить ясно ее
великую будущность —
словом, большого объема.
Великий упрек был бы историку предлагаемых событий, если бы он упустил сказать, что удовольствие одолело гостя после таких
слов, произнесенных Маниловым.
Обнаруживала ли ими болеющая душа скорбную тайну своей болезни, что не успел образоваться и окрепнуть начинавший в нем строиться высокий внутренний человек; что, не испытанный измлада в борьбе с неудачами, не достигнул он до высокого состоянья возвышаться и крепнуть от преград и препятствий; что, растопившись, подобно разогретому металлу, богатый запас
великих ощущений не принял последней закалки, и теперь, без упругости, бессильна его воля; что слишком для него рано умер необыкновенный наставник и нет теперь никого во всем свете, кто бы был в силах воздвигнуть и поднять шатаемые вечными колебаньями силы и лишенную упругости немощную волю, — кто бы крикнул живым, пробуждающим голосом, — крикнул душе пробуждающее
слово: вперед! — которого жаждет повсюду, на всех ступенях стоящий, всех сословий, званий и промыслов, русский человек?
Все те, которые прекратили давно уже всякие знакомства и знались только, как выражаются, с помещиками Завалишиным да Полежаевым (знаменитые термины, произведенные от глаголов «полежать» и «завалиться», которые в большом ходу у нас на Руси, все равно как фраза: заехать к Сопикову и Храповицкому, означающая всякие мертвецкие сны на боку, на спине и во всех иных положениях, с захрапами, носовыми свистами и прочими принадлежностями); все те, которых нельзя было выманить из дому даже зазывом на расхлебку пятисотрублевой ухи с двухаршинными стерлядями и всякими тающими во рту кулебяками;
словом, оказалось, что город и люден, и
велик, и населен как следует.
О
великий христианин Гриша! Твоя вера была так сильна, что ты чувствовал близость бога, твоя любовь так
велика, что
слова сами собою лились из уст твоих — ты их не поверял рассудком… И какую высокую хвалу ты принес его величию, когда, не находя
слов, в слезах повалился на землю!..
Повторить эти
слова ему не пришлось. В то время как полным ходом, под всеми парусами уходил от ужаснувшейся навсегда Каперны «Секрет», давка вокруг бочонка превзошла все, что в этом роде происходит на
великих праздниках.
Одним
словом, я вывожу, что и все, не то что
великие, но и чуть-чуть из колеи выходящие люди, то есть чуть-чуть даже способные сказать что-нибудь новенькое, должны, по природе своей, быть непременно преступниками, — более или менее, разумеется.
— Зачем тут
слово: должны? Тут нет ни позволения, ни запрещения. Пусть страдает, если жаль жертву… Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца. Истинно
великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете
великую грусть, — прибавил он вдруг задумчиво, даже не в тон разговора.
— А что отвечал в Москве вот лектор-то ваш на вопрос, зачем он билеты подделывал: «Все богатеют разными способами, так и мне поскорей захотелось разбогатеть». Точных
слов не помню, но смысл, что на даровщинку, поскорей, без труда! На всем готовом привыкли жить, на чужих помочах ходить, жеваное есть. Ну, а пробил час
великий, тут всяк и объявился, чем смотрит…
Она приближалась к
слову о величайшем и неслыханном чуде, и чувство
великого торжества охватило ее.
Кабанова. Хитрость-то не
великая. Кабы любила, так бы выучилась. Коли порядком не умеешь, ты хоть бы пример-то этот сделала; все-таки пристойнее; а то, видно, на
словах только. Ну, я Богу молиться пойду; не мешайте мне.
Кто про свои дела кричит всем без умо́лку,
В том, верно, мало толку,
Кто де́лов истинно, — тих часто на
словах.
Великий человек лишь громок на делах,
И думает свою он крепку думу
Без шуму.
И
словом, слава шла,
Что Крот
великий зверь на малые дела:
Беда лишь, под носом глаза Кротовы зорки,
Да вдаль не видят ничего...
Но думалось с
великим усилием, мысли мешали слушать эту напряженную тишину, в которой хитро сгущен и спрятан весь рев и вой ужасного дня, все его
слова, крики, стоны, — тишину, в которой скрыта злая готовность повторить все ужасы, чтоб напугать человека до безумия.
— А теперь вот, зачатый
великими трудами тех людей, от коих даже праха не осталось, разросся значительный город, которому и в красоте не откажешь, вмещает около семи десятков тысяч русских людей и все растет, растет тихонько. В тихом-то трудолюбии больше геройства, чем в бойких наскоках. Поверьте
слову: землю вскачь не пашут, — повторил Козлов, очевидно, любимую свою поговорку.
Климу казалось, что писатель веселится с
великим напряжением и даже отчаянно; он подпрыгивал, содрогался и потел. Изображая удалого человека, выкрикивая не свои
слова, он честно старался рассмешить танцующих и, когда достигал этого, облегченно ухал...
Хотя кашель мешал Дьякону, но говорил он с
великой силой, и на некоторых
словах его хриплый голос звучал уже по-прежнему бархатно. Пред глазами Самгина внезапно возникла мрачная картина: ночь, широчайшее поле, всюду по горизонту пылают огромные костры, и от костров идет во главе тысяч крестьян этот яростный человек с безумным взглядом обнаженных глаз. Но Самгин видел и то, что слушатели, переглядываясь друг с другом, похожи на зрителей в театре, на зрителей, которым не нравится приезжий гастролер.
— В сыщики я пошел не из корысти, а — по обстоятельствам нужды, — забормотал Митрофанов, выпив водки. — Ну и фантазия, конечно. Начитался воровских книжек, интересно! Лекок был человек
великого ума. Ах, боже мой, боже мой, — погромче сказал он, — простили бы вы мне обман мой! Честное
слово — обманывал из любви и преданности, а ведь полюбить человека — трудно, Клим Иванович!
— Рассуждая революционно, мы, конечно, не боимся действовать противузаконно, как боятся этого некоторые иные. Но — мы против «вспышкопускательства», — по
слову одного товарища, — и против дуэлей с министрами. Герои на час приятны в романах, а жизнь требует мужественных работников, которые понимали бы, что
великое дело рабочего класса — их кровное, историческое дело…
— Был проповедник здесь, в подвале жил, требухой торговал на Сухаревке. Учил: камень — дурак, дерево — дурак, и бог — дурак! Я тогда молчал. «Врешь, думаю, Христос — умен!» А теперь — знаю: все это для утешения! Все —
слова. Христос тоже — мертвое
слово. Правы отрицающие, а не утверждающие. Что можно утверждать против ужаса? Ложь. Ложь утверждается. Ничего нет, кроме
великого горя человеческого. Остальное — дома, и веры, и всякая роскошь, и смирение — ложь!
— Брат, что с тобой! ты несчастлив! — сказала она, положив ему руку на плечо, — и в этих трех
словах, и в голосе ее — отозвалось, кажется, все, что есть
великого в сердце женщины: сострадание, самоотвержение, любовь.
— Вы любите употреблять
слова: «высшая мысль», «
великая мысль», «скрепляющая идея» и проч.; я бы желал знать, что, собственно, вы подразумеваете под
словом «
великая мысль»?
Кухарка с самого начала объявила суду, что хочет штраф деньгами, «а то барыню как посадят, кому ж я готовить-то буду?» На вопросы судьи Татьяна Павловна отвечала с
великим высокомерием, не удостоивая даже оправдываться; напротив, заключила
словами: «Прибила и еще прибью», за что немедленно была оштрафована за дерзкие ответы суду тремя рублями.
Бесстрашие перед
словами —
великая добродетель.
Велика власть
слов и в религиозной жизни.
Современному направлению, признавшему торжество смерти последним
словом жизни, нужно противопоставить очень русские мысли Н. Федорова,
великого борца против смерти, признававшего не только воскресение, но и активное воскрешение.
Поистине, одну
великую революцию предстоит нам совершить, революцию свержения ложных и лживых, пустых и выветрившихся
слов, формул и понятий.
Председатель был очень утомлен, а потому и сказал им очень слабое напутственное
слово: «Будьте-де беспристрастны, не внушайтесь красноречивыми
словами защиты, но, однако же, взвесьте, вспомните, что на вас лежит
великая обязанность», и проч., и проч.
Начался
Великий пост, а Маркел не хочет поститься, бранится и над этим смеется: «Все это бредни, говорит, и нет никакого и Бога», — так что в ужас привел и мать и прислугу, да и меня малого, ибо хотя был я и девяти лет всего, но, услышав
слова сии, испугался очень и я.
Слышал я потом
слова насмешников и хулителей,
слова гордые: как это мог Господь отдать любимого из святых своих на потеху диаволу, отнять от него детей, поразить его самого болезнью и язвами так, что черепком счищал с себя гной своих ран, и для чего: чтобы только похвалиться пред сатаной: «Вот что, дескать, может вытерпеть святой мой ради меня!» Но в том и
великое, что тут тайна, — что мимоидущий лик земной и вечная истина соприкоснулись тут вместе.
В области же действительной жизни, которая имеет не только свои права, но и сама налагает
великие обязанности, — в этой области мы, если хотим быть гуманными, христианами наконец, мы должны и обязаны проводить убеждения, лишь оправданные рассудком и опытом, проведенные чрез горнило анализа,
словом, действовать разумно, а не безумно, как во сне и в бреду, чтобы не нанести вреда человеку, чтобы не измучить и не погубить человека.
«То-то вот и есть, — отвечаю им, — это-то вот и удивительно, потому следовало бы мне повиниться, только что прибыли сюда, еще прежде ихнего выстрела, и не вводить их в
великий и смертный грех, но до того безобразно, говорю, мы сами себя в свете устроили, что поступить так было почти и невозможно, ибо только после того, как я выдержал их выстрел в двенадцати шагах,
слова мои могут что-нибудь теперь для них значить, а если бы до выстрела, как прибыли сюда, то сказали бы просто: трус, пистолета испугался и нечего его слушать.
Ну, слова-то были и гордые. Она вынудила у меня тогда
великое обещание исправиться. Я дал обещание. И вот…
Может, вспоминая сей день
великий, не забудешь и
слов моих, ради сердечного тебе напутствия данных, ибо млад еси, а соблазны в мире тяжелые и не твоим силам вынести их.
Господа присяжные, что такое отец, настоящий отец, что это за
слово такое
великое, какая страшно
великая идея в наименовании этом?
Уходит наконец от них, не выдержав сам муки сердца своего, бросается на одр свой и плачет; утирает потом лицо свое и выходит сияющ и светел и возвещает им: «Братья, я Иосиф, брат ваш!» Пусть прочтет он далее о том, как обрадовался старец Иаков, узнав, что жив еще его милый мальчик, и потянулся в Египет, бросив даже Отчизну, и умер в чужой земле, изрекши на веки веков в завещании своем величайшее
слово, вмещавшееся таинственно в кротком и боязливом сердце его во всю его жизнь, о том, что от рода его, от Иуды, выйдет
великое чаяние мира, примиритель и спаситель его!
Ни
слова я не молвлю в оправданье;
Но если б ты,
великий царь, увидел
Снегурочку…
— Позвольте, — спросил я, перебивая похвальное
слово великому полицмейстеру, — что же это значит: на две трубки?
В чистый понедельник
великий пост сразу вступал в свои права. На всех перекрестках раздавался звон колоколов, которые как-то особенно уныло перекликались между собой; улицы к часу ночи почти мгновенно затихали, даже разносчики появлялись редко, да и то особенные, свойственные посту; в домах слышался запах конопляного масла.
Словом сказать, все как бы говорило: нечего заживаться в Москве! все, что она могла дать, уже взято!
Словом сказать, ее называли не иначе, как веселою барышней, и в будущем, когда ее посетил тяжелый недуг, это общение сослужило ей
великую службу.
Словом сказать, даже в то льготное время он сумел так устроиться, что, не выезжая из захолустья, не только проживал свой собственный доход, но и не выходил из долгов, делать которые был
великий искусник.
— Нет, это не по-моему: я держу свое
слово; что раз сделал, тому и навеки быть. А вот у хрыча Черевика нет совести, видно, и на полшеляга: сказал, да и назад… Ну, его и винить нечего, он пень, да и полно. Все это штуки старой ведьмы, которую мы сегодня с хлопцами на мосту ругнули на все бока! Эх, если бы я был царем или паном
великим, я бы первый перевешал всех тех дурней, которые позволяют себя седлать бабам…
Если разговор касался важных и благочестивых предметов, то Иван Иванович вздыхал после каждого
слова, кивая слегка головою; ежели до хозяйственных, то высовывал голову из своей брички и делал такие мины, глядя на которые, кажется, можно было прочитать, как нужно делать грушевый квас, как
велики те дыни, о которых он говорил, и как жирны те гуси, которые бегают у него по двору.
— Пушкин всегда и при всем. Это
великий пророк… Помните его
слова, относящиеся и ко мне, и к вам, и ко многим здесь сидящим… Разве не о нас он сказал...
— Ах, уж эта мне сибирская работа! — возмущался он, разглядывая каждую щель. — Не умеют сделать заклепку как следует… Разве это машина? Она у вас будет хрипеть, как удавленник, стучать, ломаться… Тьфу! Посадка
велика, ход тяжелый, на поворотах будет сваливать на один бок, против речной струи поползет черепахой, — одним
словом, горе луковое.
Я помню эту «беду»: заботясь о поддержке неудавшихся детей, дедушка стал заниматься ростовщичеством, начал тайно принимать вещи в заклад. Кто-то донес на него, и однажды ночью нагрянула полиция с обыском. Была
великая суета, но всё кончилось благополучно; дед молился до восхода солнца и утром при мне написал в святцах эти
слова.